Молчание смерти

Нам останутся от нашего друга Марселя, чья личность была из ряда вон выходящей, эфемерные или невосполнимые времена любви и привязанности, которые испытывали к нему его последователи.

Это было заметно уже c Маньяна, где его кабинет ассистента был обустроен так, словно это был частный салон, безразличный к общественному пространству. Но это было отнюдь не так, поскольку речь шла о том, чтобы найти способ вписать в него принадлежность и преданность, которые иначе были бы несовместимы, на службе двух покровителей, такое достижение союза, возможно не того, который планировался изначально. Из-за случайности: ссылка на Лакана могла привести к тому, что вас приняли за еврея корпуса французской психиатрии, и благодаря способствующей метонимии, это не обязательно для некоторых и даже многих переживалось как ущерб, но как несоответствие.

Хотя Лакан настаивал на том, чтобы быть свидетелем на его свадьбе, Марсель часто рассказывал об этом как о чем-то юмористическом, это было все же больше интерпретацией, или, по крайней мере, попыткой трудного единства.

Что касается нашего с ним братства, которое было двусмысленным из-за условий bi союзничества, Марсель знал, что я не ценю его пристрастие к демонстрации головных уборов: фетр, борсалино, сомбреро, стетсон, кепка, кепи, феска и т.д., которые он с гордостью смеясь демонстрировал. Должно быть, ребеноком – он родился в 1940 году, его отец ушел в Иностранный легион – он рано научился приспосабливать себе свою шапочку.

Безусловно, я бы предпочел, чтобы учение Лакана сдуло бы с него головной убор, капиллярную инициативу, которая позволила бы ему понять, что дом человека – это всегда дом Другого, если он существует, соседа по комнате, и обнаружить, что именно пустота дает тело полотну.

Правда ведь, что результат, если он получен, может вызвать чувство тревоги, нет?